Вынужденная посадка / 23 Сентября 1937 / История Ульяновска / Годы и люди

С 1930-х годов допризывная подготовка молодёжи и подготовка резерва для армии и флота вышли на первый план. В этот период Осоавиахим готовил до 80% военнослужащих для сухопутных войск и флота и до 100% – для авиации. Совместно с комсомолом организация занималась комплектованием летных школ, в которых за период с 1930 по 1941 годы были подготовлены: 121 тысяча лётчиков, 27 тысяч планеристов и 122 тысячи парашютистов. К апрелю 1941 общество насчитывало около 14 млн. человек.

В 1932 году председателем Центрального совета Осоавиахима стал комкор Роберт Петрович Эйдеман – видный по тем временам советский военачальник в разное время командовавший войсками Харьковского, затем Сибирского военных округов, служивший помощником командующего Вооружёнными силами Украины и Крыма. А перед назначением в Центральный совет возглавлявший Военную академию РККА имени М. В. Фрунзе.

Блестящая военная карьера рухнула 22 мая 1937 года, когда Эйдемана арестовали по делу Тухачевского. А 12 июня он был расстрелян вместе с другими бывшими советскими военачальниками.

* * *

Примерно в конце июня 1937 года (точная дата на документе не указана) в Ульяновский горком ВКП(б), на имя первого секретаря товарища Белова поступила совершенно секретная докладная записка «О ликвидации последних вредителей в системе Ульяновской Летной школы ОСО СССР». Ее автором был член ВКП(б), командир одного из подразделений этого учебного заведения товарищ Власов, носивший у сердца партийный билет № 0888181.

В докладной он информировал партийное руководство города о том, что «в связи с арестом военных руководителей Тухачевского, Эйдемана и других работников, наша школа имеет военное значение, в которую, нет сомнения, чтобы прохвост Эйдеман не засылал своих помощников для вредительства. Мне кажется, что наличие вредительства в нашей школе имеется налицо», – писал бдительный коммунист. И делился своими подозрениями на этот счет.

Главным, по его мнению, был начальник-комиссар школы Константинов, который на всех партийных и непартийных собраниях твердил, «что в нашу школу Центральный Совет засылал вредителей. Мы их раскрывали и своевременно ликвидировали», и что теперь в школе будто бы все спокойно. Однако, по мнению автора докладной, такими разговорами начальник лишь притуплял партийную бдительность. А сам, между тем, «своим руководством давал возможным врагам народа руководить некоторыми ответственными участками». Именно с подачи Константинова, считал Власов, «самокритика парторганизации была совершенно зажата, а если пытались некоторые коммунисты критиковать командование школы, то данная критика носила характер дружеский, миролюбивый и безобидный. Тем самым давалась возможность творить преступные дела некоторым руковод. работникам».

Например, таким, как секретарь парткома Вотинцев, по совместительству начальник штаба по учебной части отделения пилотов и начальник штаба всей школы Возницын – в прошлом бывший белогвардеец. Эти двое, утверждал автор докладной, составляя учебные планы для пилотов и авиатехников, исключили из таковых темы противовоздушной обороны и воздушной стрельбы. «Тем самым школой в лице комиссара школы Константинова выпускались лейтенанты запаса, люди, не умеющие драться в бою за счастливую Родину. Я считаю, что этот факт не может послужить не вредительству, а явное вредительство», – бил тревогу обладатель партбилета № 0888181.

Или взять помощника начальника школы по материальному обеспечению Лепина, которого Константинов оставлял за себя во время отъездов в командировки. Мало того, что в такие периоды школой руководил откровенный подхалим, так еще и беспартийный! И, очень может быть, тоже скрытый вредитель.

Ну, а кем, скажите, считать человека, который года два или три тому назад на 45 тысяч рублей закупил для школы катера и с тех пор они лежат без всякой пользы мертвым грузом? А еще уже в этом, 1937–м, весной, будучи в командировке в Москве, Лепин приобрел красную, но никуда не пригодную мебель стоимостью 26000 рублей. И опять – никаких последствий. Спрашивается, почему? Да потому, считал Власов, что бдительность работников Государственной Безопасности Лепин притуплял тем, что некоторые сотрудники НКВД незаконно получали у него обмундирование. Например, начальнику Оперативного отдела Кацену и лейтенанту Швыткину авиационный снабженец выдал фетровые бурки и кожаные пальто.

Явно вредил пролетарскому делу в прошлом сын крупного кулака, а ныне начальник авиамастерских некто Ермолаев: ремонт самолетов для школы, по мнению автора докладной, выполнялся недоброкачественно и с большим опозданием. Например, машины Р-5 и М-17для школьной эскадрильи были нужны еще в марте, но сроки ремонта оказались сорванными, а летная программа не выполненной. Но даже отремонтированные самолеты командование летного отряда отказывалось принимать из-за их непригодности к полетам.

В качестве примера, подтверждавшего его подозрения, Власов приводил инцидент с бывшим летчиком-инструктором Ульяновской школы Уткиным, переведенным в другой город на должность начальника летной части тамошнего аэроклуба. Так вот, этот Уткин пригнал в Ульяновск с нового места службы самолет У-2 для ремонта, который должен был закончиться в первых числах июня. Однако, в указанный срок, по утверждению Власова, начальник мастерских Ермолаева заявил, что машина не готова. То же самое Уткину подтвердили и начальник тех. части Войчук, и упоминавшийся уже Лепин.

Однако командированный самолично явился в мастерские, осмотрел машину и, сочтя ее исправной, потребовал официально передать У-2 заказчику, то есть ему. Но вышеупомянутая троица продолжала тянуть время, очевидно для того, чтобы, по мнению автора докладной, сорвать летную работу еще и в иногороднем аэроклубе.

«И только при напористости Уткина, как члена партии, им самолет был получен спустя 8 дней, и то недоброкачественный», – подвел итог этой истории Власов, добавив, что «такая же картина наблюдалась по ремонту самолетов и в других аэроклубах СССР. Так же срывали ремонт с большим опозданием – по месяцу и больше. Где также срывалась летная подготовка в системе аэроклубов. Я считаю, что в этой области явно сидят люди в руководстве Эдеймановские посланники вредителей», – придал он технической проблеме политическое звучание.

Бардак, по словам Власова, царил и в хранении авиационной техники: «имеющиеся ангары на аэродроме, где хранятся самолеты, двери пришли совершенно в непригодность, были неединичные случаи, двери падали и ушибло несколько курсантов до полусмерти», – сигнализировал он.

Кроме того, хотя ангары закрываются и пломбируются, проникновение туда посторонних все равно возможно. Чтобы полностью исключить таковое, Власов придумал особый способ пломбирования мест хранения техники, однако командование его предложение отклонило. «Я считаю, что этот отказ был сделан с целью Лепиным, чтобы в нужную минуту была возможность вредителю проникнуть в ангар и испортить все самолеты», – считал бдительный авиатор.

В общем, ни командование школы, ни партийная организация никаких мер к выправлению ситуации не принимали, хотя и знали о творившихся безобразиях.

Ну, и наконец, о самом главном – о зарплате. Школа финансировалась в соответствии со специальными договорами, так называемыми генеральными соглашениями. Очередное, в котором предусматривалось повышение зарплаты всему персоналу учебного заведения, было подготовлено еще в декабре 1936 года. Однако враг народа Эйдеман тянул с его утверждением в течение полугода, в результате чего среди личного состава начались нездоровые брожения, о чем командование школы знало, однако никаких мер на момент составление докладной так и не приняло.

В заключительной части Власов известил главу городской парторганизации, что «обо всем вышеуказанном материале о ликвидации последствий вредительства в летной школе» он докладывал начальнику Особого Отдела НКВД т. Молодоженову аж два раза – 20 мая и 13 июня. И еще раз, 11 июня – лично начальнику горотдела Фетисову.

Однако о результатах рассмотрения его «сигналов» заявителю никто так и не сообщил, поскольку, серьезно к ним, видимо, не отнеслись. Вот и пришлось обращаться выше – в горком.

Но капля, как известно, камень точит. Так было и в этот раз: Георгия Ивановича Константинова арестовали 23 сентября 1937 г. и 11 июня 1939-го осудили за измену Родине, и за соучастие в организации «в контрреволюционных целях террористических актов, направленных против представителей Советской власти или деятелей революционных рабоче-крестьянских организаций, а равно участие в выполнении таких актов, хотя бы отдельный участник такого акта и не принадлежал к контрреволюционной организации». И за то, и за другое предусматривался расстрел или десятилетний срок с конфискацией имущества.

Какое наказание в итоге получил бывший начальник летной школы, не известно. Однако известно, что вскоре он был освобожден. Как сложилась дальнейшая судьба Г. И Константинова после «вынужденной посадки», выяснить тоже не удалось.